Вывернем Канта наизнанку

Две вещи наполняют душу всё новым и всё более глубоким восхищением и благоговением, чем чаще и дольше я о них размышляю: звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне. Их не нужно искать где-то во мраке или в недосягаемых высотах и лишь предполагать их существование; они предстают передо мной ясно и неразрывно связаны с сознанием моего собственного бытия.

Первое — звёздное небо — связано с местом, которое я занимаю во внешнем, чувственном мире, и расширяет мой горизонт до безмерных пространств: миров над мирами, систем над системами, а также до бесконечных времён их циклического движения, его начала и продолжения.

Второе — нравственный закон — исходит из моего невидимого «я», моей личности, и помещает меня в мир истинной бесконечности, постижимый лишь разумом. В этом мире я осознаю свою связь не случайную, как во внешней природе, а всеобщую и необходимую — и тем самым сопричастность и всем видимым мирам.

Созерцание бесчисленных миров словно уничтожает мою значимость как живого существа, которому суждено вернуть материю, из которой оно возникло, обратно планете — простому пункту во вселенной — после того, как на короткий срок (неведомо как) оно было наделено жизненной силой. Но нравственный закон, напротив, возвышает мою ценность как разумного существа — бесконечно, через мою личность. Ведь в ней он открывает мне жизнь, независимую от животного естества и даже от всего чувственного мира, — по крайней мере настолько, насколько это можно заключить из целесообразного предназначения моего существования этим законом, который не ограничен условиями и пределами земной жизни, а устремлён в бесконечность.

(Критика практического разума, 1788 г.)